Вечер поэзии. Александр Городницкий

Ностальгия

Белой ночи колодец бездонный
И Васильевский в красном дыму.
Ностальгия — тоска не по дому,
А тоска по себе самому.

Этой странной болезнью встревожен,
Сквозь кордоны границ и таможен
Не спеши к разведенным мостам:
Век твой юный единожды прожит,
Не поможет тебе, не поможет
Возвращение к прежним местам.

На столе институтские снимки,
Где Исакий в оранжевой дымке
И канала цветное стекло.
Не откроются эти скрижали.
Мы недавно туда приезжали,
После выпили, — не помогло.

Этот контур, знакомый и четкий,
Эти мальчики возле решетки,
Неподвижная эта вода.
Никогда не стоять тебе с ними,
Не вернуться на старенький снимок
Никогда, никогда, никогда.

(1979)

Памяти полярного конвоя PQ-17

Аргумент в неоконченном споре —
Злой сирены пронзительный вой.
Для похода в студеное море
Корабли собирает конвой.
Им волна раскрывает объятья,
Им поют, провожая, гудки.
Это ваши друзья или братья, —
Помолитесь за них, моряки.

Каждый твердо в звезду свою верит.
Только знать никому не дано,
Кто сумеет вернуться на берег,
Кто уйдет на холодное дно.
Не дожить им до скорой победы,
Ненадежной мечте вопреки.
Это ваши отцы или деды, —
Помолитесь за них, моряки.

Вспомним тех, кто стоит у штурвала,
Чтоб погода нелетной была,
Чтобы бомба суда миновала
И торпеда в пути обошла.
Отлетают их светлые души,
Словно чайки в полете, легки.
Никому не добраться до суши, —
Помолитесь за них, моряки.

Над водою, соленой от горя,
День полярный горит синевой.
Для похода в студеное море
Корабли собирает конвой.
Там грохочут салюты прибоя
И намокшие тонут венки.
Это те, кто закрыл вас собою, —
Помолитесь за них, моряки.

Новая Зеландия

Не повышает настроения
Лесистых склонов красота.
У нас теперь капель весенняя,
А здесь осенние цвета.
Веселый марш играет радио,
Вода запела под винтом.
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.

Здесь мной не пахано, не сеяно,
Не для меня тепла вода.
В краю, где солнце светит с севера,
Не знать мне женщин никогда.
Грущу сейчас чего же ради я
И вспоминаю не о том?..
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.

В московском утреннем автобусе,
От берегов твоих вдали,
Я вспомню вдруг, что есть на глобусе
Полоска узкая земли.
Не потерять того, что найдено
На берегу твоем крутом.
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.

(1974)

Памяти Маяковского

Эту женщину напрасно
Полюбил ты навсегда:
Эта женщина не праздник,
Эта женщина — беда.
Черный смерч над черной глубью
Ходит, волны теребя,
Эта женщина не любит,
Но не выпустит тебя.

Не ищи себе печали,
Попадая к ней в гарем,
Ей бессонными ночами
Не придумывай поэм.
Позабудь про эти губы,
Славной жизни не губя.
Эта женщина не любит,
Но не выпустит тебя.

Что ни дашь, ей будет мало,
Не умерить эту прыть.
Будешь вечно с кем попало
Эту женщину делить.
Над тобой смеются люди,
Сплетни громкие трубя.
Эта женщина не любит,
Но не выпустит тебя.

Солнце движется по кругу,
Листья падают в траву.
Ты искал себе подругу,
А нашел себе вдову.
Будут бить потомки в бубен,
О судьбе твоей скорбя.
Эта женщина не любит,
Но не выпустит тебя.

***

На планете, где нас соблазняют Венера и Бахус,
Где сменяется лето морозной и вьюжной зимой,
Никогда Ахиллес не сумеет догнать черепаху,
Никогда Одиссей не сумеет вернуться домой.

Не надейся, прощаясь, что снова обнимешь подругу, —
Познается несложно разлуки печальный итог.
Неотступно вращаясь, Земля улетает по кругу, —
Разогнуть невозможно закрученный туго виток.

Покидающим дом не дано возвратиться обратно,
Волю рока слепого лишь тем от себя отдалив,
Что Столбы Геркулеса зовутся сегодня — Гибралтар,
А Харибда и Сцилла — Второй Сицилийский пролив.

И опять, как в года, где стихий необуздана ярость,
Бесконечно пространство, а боги — темны и хитры,
Уплывающий вдаль распускает доверчиво парус,
Обещает: «Вернусь», и выходит навек из игры.

(1996)

***

Черт окаянный загнал нас сюда.
Небо краями задела вода.
Пляшут, как пьяные, в бухте суда
Однообразно и тупо.
Пляшет пространство за круглым окном.
В рубке бесстрастно стучит метроном.
Южною трассой — звено за звеном —
Утки летят с Итурупа.

Миг однократен, как тени в углу.
Кратер на кратер, скала на скалу,
Камень истратив себе в похвалу,
Бог понаставил не скупо.
Видишь — циклона растет полоса.
Осень со склона стирает леса.
Что предрекло нам два этих часа?
Утки летят с Итурупа.

Горные кручи и облака мех.
Полон горючим, как танкер, стармех.
С помощью ручек уйти от помех
Пробует радиогруппа.
Иней морозный, вершины в снегу,
Враг неопознанный на берегу.
Поздно — тебя удержать не могу.
Утки летят с Итурупа.

Прянула стая и скрылась во мгле.
Капли, не тая, дрожат на стекле.
Тесно нам станет теперь на Земле.
Выпьем, — надеяться глупо.
Вряд ли надеждой тебя удивлю.
Якорь не держит — беда кораблю,
Голосом тем же не скажешь: «Люблю», —
Утки летят с Итурупа.

Молодость наша летит над тобой,
Крыльями машет над бездной рябой.
Траурным маршем гремит нам отбой
Ветра неистовый рупор.
Празднуем тризну — уходит тепло,
Губы капризной улыбкой свело.
Кончено — время мое истекло:
Утки летят с Итурупа.

(1977)

Эгейское море

Остров Хиос, остров Самос, остров Родос, —
Я немало поскитался по волнам.
Отчего же я испытываю робость,
Прикасаясь к вашим древним именам?
Возвращая позабывшиеся годы,
От Невы моей за тридевять земель
Нас качают ваши ласковые воды —
Человечества цветная колыбель.

Пусть на суше, где призывно пахнут травы,
Ждут опасности по десять раз на дню, —
Черный парус, что означить должен траур,
Белым парусом на мачте заменю.
Трудно веровать в единственного Бога:
Прогневится и тебя прогонит прочь,
На Олимпе же богов бессмертных много,
Кто-нибудь да согласится нам помочь.

Что нам Азия, что тесная Европа —
Мало проку в коммунальных теремах.
Успокоится с другими Пенелопа,
Позабудет про папашу Телемах.
И плывем мы, беззаботны, как герои,
Не жалеющие в жизни ничего, —
Мимо Сциллы и Харибды, мимо Трои, —
Мимо детства моего и твоего.

(1984)

Индийский океан

Тучи светлый листок у луны на мерцающем диске.
Вдоль по лунной дорожке неспешно кораблик плывет.
Мы плывем на восток голубым океаном Индийским
Вдоль тропических бархатных благословенных широт.
Пусть, напомнив про дом, догоняют меня телеграммы,
Пусть за дальним столом обо мне вспоминают друзья, —
Если в доме моем разыграется новая драма,
В этой драме, наверно, не буду участвовать я.

Луч локатора сонный кружится на темном экране.
От тебя в стороне и от собственной жизни вдали
Я плыву, невесомый, в Индийском ночном океане,
Навсегда оторвавшись от скованной стужей земли.
Завтра в сумраке алом поднимется солнце на осте,
До тебя донося обо мне запоздалую весть.
Здесь жемчужин — навалом, как в песне Индийского гостя,
И алмазов в пещерах — конечно же, тоже не счесть.

Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада,
Пусть потом новоселы мое обживают жилье,
Я живу только раз — мне бессмертия даром не надо,
Потому что бессмертие — то же, что небытие.
Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким.
Слёз напрасно не трать, — позабудешь меня без труда.
Ты представь, будто я голубым океаном Индийским
Уплываю опять в никуда, в никуда, в никуда.

(1984)

Система Декарта

Давайте отложим вчерашние планы до нового марта, —
Дожди, бездорожье и рыжее пламя в системе Декарта.
И в небе над бором срываются звёзды с привычного круга.
«В осеннюю пору любить уже поздно», — вздыхает подруга.

Забудем про бремя мальчишеской прыти, в леса эти канув.
Кончается время весёлых открытий и новых романов.
Поймёшь поутру, поразмысливши мудро, что крыть уже нечем,
И даже когда начинается утро, то всё-таки вечер.

Храните от боли усталые нервы, не слушайте бредни
Об этой любови, что кажется первой, а стала последней.
Сырой и тревожной для леса и поля порой облетанья
Менять невозможно по собственной воле среду обитанья.

Но жизнь и такая мила и желанна, замечу я робко,
Пока привлекают пустая поляна и полная стопка.
Пока мы под сердцем любовь эту носим, все ставя на карту,
И тихое скерцо пиликает осень в системе Декарта.

1997